ИЗМЕНЯЮЩАЯ ОБЛИК
Джозеф КЭМПБЕЛЛ
Не существует окончательной системы толкования мифов, и такая система никогда не возникнет. Мифология подобна богу Протею, "морскому проницательному старцу"; этот бог
Разные виды начнет принимать и являться вам станет
Всем, что ползет по земле, и водою и пламенем жгучим.
Путешественникам по жизни, которые желают узнать что-либо от Протея, дан совет: "не робея, тем крепче его, тем сильнее держите" - и тогда он предстанет перед ними в своем истинном облике. Но этот лукавый бог никогда не откроет даже самому искусному вопрошающему полного содержания своей мудрости. Он ответит только на заданный ему вопрос, а то, что останется скрытым, может оказаться как великим, так и банальным - все зависит от самого вопроса.
Здесь ежедневно, лишь Гелиос неба пройдет половину:
В веянье ветра, с великим волнением темныя влаги,
Вод глубину покидает морской проницательный старец;
Вышел из волн, отдыхать он ложится в пещере глубокой;
Вкруг тюлени хвостоногие, дети младой Алосинды,
Стаей ложатся, и спят, и, покрытые тиной соленой,
Смрад отвратительный моря на всю разливают окрестность.
Греческий царь-воин Менелай, направленный его сообразительной дочерью в темное логово этого древнего отца моря и получивший от нее наставления о том, как исторгнуть из бога ответ, желал узнать лишь о тайнах своих личных трудностей и о местонахождении своих личных друзей. И бог не счел ответ ему ниже своего достоинства.
Мифология истолковывалась современными мыслителями как примитивная, неумелая попытка объяснить естественный мир (Фрэзер); как продукт поэтической фантазии доисторических времен, неверно понятый последующими эпохами (Мюллер); как хранилище аллегорических указаний, позволяющих личности существовать в своей группе (Дюркгейм); как коллективное сновидение, симптоматическое проявление архетипических побуждений, исходящих из глубин человеческой души (Юнг); как традиционный носитель глубочайших метафизических прозрений человека (Кумарасвами) и как Божье Откровение для детей Его (Церковь).
Мифология - все это. Разнообразные оценки определяются точками зрения оценивающих, ибо, если рассматривать ее не в понятиях того, что она такое, но в категориях того, как она функционирует, каким образом она служила человечеству в прошлом, мифология проявляет себя столь же подверженной навязчивым идеям и требованиям личности, народа, эпохи, как сама жизнь.
ФУНКЦИИ МИФА, КУЛЬТА И МЕДИТАЦИИ
В своем жизненном проявлении личность всегда представляет собой лишь частицу и искажение целостного образа человека. Индивидуальность ограничена как мужчина или женщина; в любой момент своей жизни она ограничена также как ребенок, подросток, зрелый взрослый или старый человек. Более того, ей с неизбежностью приходится выбирать себе роль в жизни - быть ремесленником, торговцем, слугой или вором, священником, вождем, женой, монахиней или проституткой. Личность не способна быть всем этим одновременно. По этой причине целостность - полнота человека - создается не отдельной единицей, но всем телом общества как единства; индивидуальность же является лишь органом этого тела. Именно его сообщество определяет образ жизни человека, язык, на котором он думает, идеи, которые его воспитывают; из прошлой истории общества пришли к нему гены, выстроившие его тело. И если человек осмелится отрезать себя от общества в своих поступках, мыслях или чувствах, он просто разорвет связь с источником своего существования.
Задачей племенных обрядов рождения, инициации, брака, погребения или введения в должность является перевод переломных мгновений и свершений жизни личности на язык классических безличных форм. Они разоблачают перед человеком его самого, но не как индивидуальность, а как воина, невесту, вдову, жреца или вождя, и одновременно пересказывают остальной части сообщества старые уроки архетипических эпизодов. В ритуале принимают участие все, согласно их статусу и функциям. Все сообщество предстает перед самим собой как непреходящее живое единство. Поколения личностей возникают и исчезают, подобно безымянным клеткам живого организма; остается лишь поддерживающая, не поддающаяся времени форма. Расширяя горизонты своего видения, чтобы объять эту сверхличность, каждый человек обнаруживает, что он стал более углубленным, обогащенным, обрел опору и приумножился в своих силах. Какой бы незначительной ни была его роль, она является присущей прекрасному, праздничному образу человека - образу, потенциально существующему, хотя и в скрытом состоянии, в каждом из нас.
Общественные обязанности становятся продолжением урока этого праздника и в обычном, повседневном существовании, так что личность подвергается его воздействию постоянно. И наоборот, равнодушие, протест - или изгнание - разрывают эти живительные связи. С точки зрения общественного единства, отрезанная от него личность является просто ничем, отбросом, тогда как человек, который может искренне заявить, что он до конца прожил свою роль - роль священника или шлюхи, королевы или раба, - есть нечто значимое в полном смысле глагола "быть".
Обряды инициации и посвящения, таким образом, преподают важнейший урок единства личности и группы, а праздники, связанные с началом нового времени года, открывают и новые горизонты. Как индивидуальность является органом общества, так племя или город - да и все человечество в целом - представляет собой лишь один из аспектов могущественного организма космоса.
Долгое время сезонные празднества так называемых примитивных народов объясняли обычно как попытки повелевать природой, но это толкование ошибочно. Желание повелевать можно обнаружить в любых действиях человека и, в частности, в тех магических церемониях, которые, как считается, помогают вызвать дождь, излечить болезнь или остановить наводнение, однако основным мотивом всех подлинно религиозных (в противоположность черной магии) церемоний является подчинение неизбежным проявлениям предопределения - и в сезонных празднествах этот мотив особенно заметен.
Не существует отчетов ни об одном племенном обряде, предназначенном для предотвращения наступления зимы; напротив, все связанные с зимой обряды готовят сообщество к тому, чтобы в единстве со всей остальной природой терпеливо вынести этот период ужасных холодов. Ни один весенний обряд не стремится заставить природу немедленно породить для истощенных людей кукурузу, бобы или тыквы; напротив, эти обряды предписывают всему сообществу приниматься за работу, связанную с этим временем года. Чудесный толовый цикл с его периодами трудностей и радостей, прославляется, очерчивается и преподносится как непрерывный круговорот жизни группы людей.
Мир наставляемого мифологией общества наполняют и многие другие символьные представления из этого непрерывного ряда. К примеру, кланы американских охотничьих племен обычно считают себя потомками полуживотных-получеловеческих предков. Эти предки были прародителями не только людей клана, но и тех животных, в честь которых был назван клан; так, представители клана медведей считают себя кровными родственниками животных из рода медведей, защитниками этого вида и, в свою очередь, объектами защиты животной мудрости этого лесного народа.
Иной пример: хоган, глиняные хижины индейцев навахо из Нью-Мексико и Аризоны, строятся по подобию схемы космоса навахо. Их вход обращен к востоку. Восемь стен дома указывают на четыре направления и промежуточные точки. Каждый угол или балка соответствуют одному из элементов великого хогана, охватывающего всю землю и небо. И, поскольку сама душа человека рассматривается как соответствующая по своей форме строению Вселенной, такая глиняная хижина становится олицетворением фундаментальной гармонии человека и мира и напоминанием о сокровенном жизненном пути к совершенству.
Но существует и другой путь - путь, противоположный общественным обязанностям и всеобщему культу. С позиции пути долга, любой, кто изгнан из общества, превращается в ничто. Однако с иной точки зрения, такое изгнание является первым шагом поисков. Каждый несет в себе все, и потому все можно искать и найти в самом себе. Различия пола, возраста и сферы деятельности не существенны для человеческого характера; это лишь костюмы, которые мы надеваем на время своего выступления на сцене мира. Внутренний образ человека нельзя путать с его одеяниями. Мы считаем себя американцами, детьми двадцатого века, представителями Запада, цивилизованными христианами. Мы либо добродетельны, либо греховны. И все же подобные обозначения ничего не говорят нам о том, что значит быть человеком, они всего лишь указывают на случайные обстоятельства географического места обитания, даты рождения и получаемых доходов. Но что же творится в наших глубинах? Каковы основные особенности нашего существа?
Аскетизм средневековых святых и индийских йогов, эллинистические мистерии инициации, древние философии Востока и Запада представляют собой методы смещения основного внимания от индивидуального сознания, освобождения человека от одеяний. Подготовительные медитации устремленного уводят его разум и чувства от случайных обстоятельств жизни и обращают в сторону внутреннего ядра. "Я ни то, ни это, - повторяет он в медитации, - не мать, не сын, который только что скончался; я не мое тело, болеющее и стареющее; я не моя рука, не глаза, не голова, не совокупность всего этого. Я не мои чувства, я не мой разум, я не моя сила интуиции". С помощью таких медитаций он направляет себя к собственным глубинам и прорывается наконец к непостижимому осознанию. Ни один человек, переживший подобный опыт, не сможет слишком серьезно относиться к самому себе как к господину Такому-то из штата Такого-то, США - общество и обязанности уходят одно за другим. Господин Такой-то, открывший в себе человеческое величие, становится углубленным в себя и отчужденным.
Это этап Нарцисса, который смотрит в воду, уровень Будды, восседающего в медитации под деревом, однако окончательная цель все же не в этом - это необходимый шаг, но еще не конец. Цель человека заключается не в том, чтобы увидеть эту сущность, но в том, чтобы осознать, что он является ею; только тогда человек может свободно странствовать по миру в качестве этой сущности. Более того, сам мир также является ею. Естество человека и сущность мира - эти два есть одно. По этой причине отделенность, отстраненность не являются более необходимыми. Куда бы ни явился герой, что бы он ни делал, он всегда остается рядом со своей собственной сутью - ибо его глаза видят совершенно. Отделенности не существует. Именно поэтому, точно так же, как путь участия в жизни общества может привести в конце концов к осознанию Всего в личности, так и изгнание способно принести герою осознание Себя во всем.
Когда человек останавливается в этой срединной точке, вопросы эгоизма или альтруизма исчезают. Индивидуальность теряет себя в законе и возрождается в тождественности с полным содержанием Вселенной. Для Него, во имя Него и был сотворен мир. "О Мохаммед, - сказал Господь, - не будь тебя, не сотворил бы я неба".
ГЕРОЙ СЕГОДНЯ
Все сказанное действительно очень расходится с современными взглядами, поскольку демократический идеал самоопределяющейся личности, изобретение мощных автоматических устройств и развитие научных методов исследования настолько преобразили человеческую жизнь, что унаследованная вневременная вселенная символов рухнула. Прозвучали зловещие, эпохальные и пророческие слова Заратустры: "Боги умерли". Каждый знает эту историю, ее рассказывали в тысячах разновидностей. Это геройский цикл современной эры, волшебная сказка о достигающем зрелости человечестве. Чары прошлого, оковы традиций были разорваны уверенными и могучими ударами. Паутина сновидений мифа распалась, разум раскрылся навстречу полному, бодрствующему сознанию, а современный человек восстал из древнего невежества, словно бабочка из своего кокона, словно солнце рассвета из утробы матери-ночи.
Всевидящие телескопы и микроскопы не оставили богам ни единого потаенного места, но более важным является то, что не осталось ни одного общества, которое поддерживали бы боги. Общественное единство является теперь не носителем религиозного содержания, а экономико-политической организацией. Его идеалы сместились от иератической пантомимы, представляющей на земле формы небес, к мирскому государству, пребывающему в жестокой и неослабной борьбе за физическое превосходство и материальные ресурсы. За исключением еще не исследованных районов, нигде больше не осталось изолированных сообществ, удерживаемых сновидениями в пределах заряженного мифами горизонта. В самих же прогрессивных обществах полному разрушению подверглись последние признаки древнего человеческого наследия ритуала, нравоучения и искусства.
Таким образом, трудности современного человечества прямо противоположны проблеме людей, живших в сравнительно стабильные эпохи тех великих координирующих мифологий, которые ныне считаются ложью. В те времена весь смысл заключался в группе, в огромной безымянной форме, и никакого смысла - в самовыражении личности; теперь же значение не придается ни группе, и вообще ничему в мире: все заключено в индивидуальности. Но содержание личности совершенно бессознательно. Никто не знает, к чему именно движется. Никому не известно, что побуждает его к этому. Все линии связи между зонами сознательного и бессознательного человеческой души разорваны, и каждый из нас разделен надвое.
Сегодня предстоящие герою свершения совершенно отличны от тех, какими они были в век Галилея. Там, где тогда была тьма, сейчас свет; однако там, где раньше был свет, теперь царит мрак. Подвиг современного героя заключается в необходимости вновь принести свет в потерянную Атлантиду пребывающей в гармонии души.
Очевидно, что этого нельзя добиться возвращением назад или уходом прочь от того, чего мы достигли благодаря современной революции, ибо эта проблема представляет собой не что иное, как придание миру наших дней духовной значимости, - или, скорее (выражая тот же принцип наоборот), не что иное, как создание для мужчин и женщин возможности достичь полной человеческой зрелости благодаря обстоятельствам современной жизни. Действительно, именно эти обстоятельства сделали древние формулы неэффективными, вводящими в заблуждение и даже пагубными. Сообществом дня сегодняшнего является вся планета, а не замкнутый в своих границах народ, и потому модели перенесенной агрессии, которые прежде помогали скоординировать внутреннюю группу, в наши дни способны лишь расколоть ее на части. Национальная идея, вооруженная флагом в роли тотема, представляет собой в наше время возвеличивание младенческого эго, а не разрушителя инфантильного состояния. Ее пародии-ритуалы, отправляемые на площадках для парадов, могут привести к концу "Клеща", тирана-дракона, но не к Богу, в котором уничтожается эгоизм. Многочисленные святые такого антикульта - то есть патриоты, вездесущие фотографии которых, украшенные знаменами, служат официальным аналогом икон, - представляют собой локальных стражей порога (демона Липкие Волосы), победа над которым является первой задачей героя.
Требованиям времени не могут удовлетворять и мировые религии - в той форме, в какой они сейчас понимаются, - поскольку они также связаны с возникновением раздоров как инструмента пропаганды и самовосхваления (даже буддизм в недавнем времени пострадал от такого вырождения, вызванного уроками Запада). Всемирный триумф мирского государства поместил все религиозные организации в такое вторичное и, наконец, неэффективное положение, что религиозная пантомима вряд ли представляет сегодня нечто большее, нежели ханжеское действо в воскресное утро, сочетающееся с деловой этикой и патриотизмом в остальные дни недели. Подобная обезьянья святость - совсем не то, в чем нуждается деятельный мир; ему необходимо скорее преображение всего общественного порядка с тем, чтобы в каждой подробности и в любом действии мирской жизни сознание в той или иной степени замечало оживляющий образ всеобщего богочеловека, который действительно изначально пребывает и действует в каждом из нас.
Но сознанию не под силу добиться этого самостоятельно. Сознание так же не способно изобрести или даже предсказать действенный символ, как предвидеть или управлять ночным сновидением. Всего этого можно добиться лишь на ином уровне, благодаря тому, что неизбежно окажется длительным и весьма пугающим процессом - не только в глубинах каждой живой души современного мира, но и на тех полях титанических сражений, которыми недавно покрылась вся наша планета. Мы наблюдаем за страшным столкновением скал Симплегад, которые следует миновать душе - не отождествляя себя при этом ни с одним из двух камней.
Однако существует еще кое-что, что нам следует знать: если даже новые символы станут зримыми, они не будут одними и теми же для разных частей света. Обстоятельства местной жизни, культура и традиции народа - все это непременно вольется в новые действенные формы. Таким образом, людям необходимо понять и научиться замечать, что в разнообразных символах открывается одинаковое спасение. "Истина одна, - гласят Веды, - но мудрые говорят о ней различно". Одна и та же песня в исполнении хора человечества переливается всеми расцветками. По этой причине всеобщая пропаганда того или иного локального решения проблемы является излишней - и, вероятнее всего, опасной. Путь становления человека заключается в том, чтобы распознавать очертания Бога во всех чудесных видоизменениях человеческого лица.
Это приводит нас к окончательной догадке о том, какой должна быть точная ориентация современной задачи героя, и мы обнаруживаем подлинную причину разрушения всех унаследованных нами религиозных формул. Центр притяжения или, если можно так выразиться, царства загадок и опасностей определенно сместился. Для первобытных охотников тех далеких тысячелетий эры человечества, когда саблезубый тигр, мамонт и менее крупные представители животного мира были самыми явными проявлениями всего чуждого - источниками одновременно и опасности, и средств к существованию - огромной человеческой проблемой было достижение психологической связи, позволяющей разделить дикость с этими существами. Произошло бессознательное отождествление - и тогда наконец получеловеческие-полуживотные фигуры мифологических тотемных предков перешли в область сознания. Животные стали наставниками человечества. Посредством буквального подражания - такого, какое сегодня можно увидеть лишь на детских площадках (или в сумасшедших домах), - было завершено действенное уничтожение человеческого эго, и общество достигло уровня связующей организации. Аналогичным образом, племена, жизнь которых была основана на растительной пище, начали связывать себя с растениями: ритуалы сева и жатвы были отождествлены с процессами произведения потомства, рождения и перехода человека к зрелости. Как растительный, так и животный мир, впрочем, были в конце концов подчинены общественному контролю. Вследствие этого огромная сфера поучительных чудес сместилась - на небеса, - и человечество узаконило величественную пантомиму священного лунного царя и святого солнечного повелителя, иератическое планетарное государство и символические празднества в честь управляющих миром высших сфер.
Сегодня все эти загадки потеряли свою силу; их символы уже не затрагивают нашу душу. Понятие космического закона, которому подчиняется все сущее и перед которым должен склоняться сам человек, давным-давно прошло предварительные мистические стадии, представленные в древней астрологии, и ныне просто выражается в механистических терминах, словно нечто само собой разумеющееся. Нисхождение западных наук с небес на землю (от астрономии семнадцатого столетия до биологии девятнадцатого века) и их сосредоточение наконец на самом человеке (антропология и психология двадцатого столетия) отмечают путь громадного смещения центра внимания человеческого удивления. Основной загадкой является сейчас не мир животных, не растительный мир, не чудеса высших сфер, но сам человек. Именно человек являет собой то незнакомое обличье, с которым должны примириться силы эгоизма, посредством которого эго претерпевает распятие и воскрешение и по образу которого предстоит перестроиться обществу - человек, понимаемый, однако, не как "Я", но как "Ты", поскольку никакие идеалы и преходящие институты племени, народа, континента, общественного класса или столетия не могут послужить мерилом неистощимого и блещущего разнообразными чудесами божественного существования, которым является жизнь в каждом из нас.
Современный герой, современная индивидуальность, осмелившаяся прислушаться к призыву и отправиться на поиски чертога той сущности, воссоединение с которой является его предназначением, не способна - и не должна - дожидаться, пока его сообщество сбросит свою шелушащуюся кожу гордости, страха, рациональной алчности и освященного ложного понимания. "Живи так, - говорит Ницше, - словно твой срок уже пришел". Не общество должно направлять и спасать героя - только наоборот. И потому каждый из нас разделяет высшее испытание - влачит свой крест спасителя - не в яркие мгновения великих побед своего племени, но в безмолвные минуты отчаяния личности.
Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами. - К., 1997, с. 284-292.
|
